Фотографии раскрываются при нажатии мышкой на миниатюры. |
Среди памятников русской медной пластики выделяются складни о четырех створах. Они примечательны конфигурацией плакеток с закомарами и большими (для малого рельефа) размерами. На складнях развернуты сюжеты христианских праздников и сцены поклонения чудотворным иконам Богоматери. Складни этого типа пользовались необычайной популярностью в народной среде. Их бытование на протяжении XVIII–XX вв. известно практически на всей территории России. За три столетия они прошли определенную эволюцию, получив разнообразие художественного оформления, отличительные черты несинхронных вариантов. Поэтому немаловажный интерес приобретает вопрос об исходном облике памятников такого типа.
До нас дошли негативы начала ХХ в. В сопроводительной легенде к документу памятник назван «формой для отливания медной иконы мастерами, жившими в с. Кодозеро Олонецкой губернии около половины XIX в.». И далее помечено: «Снято в епархиальном древлехранилище Олонецкой губернии в 1914 г.». В описании церковных предметов древлехранилища 1912 г. значится пять складней с кокошниками, причем «пятый экземпляр створов отличается от четырех. Те литы сплошной массой, а этот составлен из отдельных иконок (подчеркнуто нами. – Е.В.), вставленных в рамку». Упомянутые мастера связаны с северными скитами в Поморье на р. Выг, где в конце XVII в. была организована Выговская киновия – обширный «суземок» поселений староверов.При официальном закрытии скитов в сер. XIX в. предметы старины свозились в Петрозаводск, откуда часть изделий поступила в Олонецкое епархиальное древлехранилище, в их числе – указанная «форма для большого складня». Нынешнее ее местонахождение неизвестно. При исследовании памятника мы имели возможность ознакомиться de vizu с тремя редкими «матричными» экземплярами складня. Один содержится в Рижской Гребенщиковской общине, и стал доступен для изучения через содействие покойного ныне И.Н.Заволоко. Два других, оба подписные, осмотрены благодаря любезности музейных хранителей Л.А. Петровой и М.А. Принцевой. Первый, 1717 г., находится в Историческом музее в Москве; второй, 1729 г., – в Эрмитаже. Сравнение всех трех между собой и с архивными фотографиями показало, что они повторяют исходную матрицу до мельчайших деталей. Это дает основание полагать, что «кодозерская форма» послужила для них литейным образцом. Остановимся более подробно на описании формы (матрицы) и первых отливок с нее. Створки обрамлены гладкой ступенчатой рамой, разделены перегородками на четыре клейма; пятое клеймо – фигурной формы – в кокошнике; соединены по бокам длинными спицами. В целом образуется сплошная четырехчастная композиция из двадцати миниатюрных клейм («отдельных иконок»). Закрываются складни путем наложения крайних створок на центральные, а последние захлопываются, как книга. Форма подвергнута подчеканке, фактура которой на складнях воспроизведена литьем. Эмали, покрывающие большинство повторных экземпляров, на первых «матричных» складняхи в самой форме не предусмотрены. Иконография памятника отражает полный круг праздничного богослужения. Праздники располагаются в соответствии с последовательностью евангельских событий. На первой створке представлена история девы Марии, заканчивающаяся рождением Богомладенца Иисуса. В кокошнике изображено «Распятие», завершающее человеческое бытие воплотившегося Бога. Таким образом, начало и конец земной истории Иисуса Христа соединяются здесь воедино: «Рождество» венчается «Распятием». На второй створке развернут цикл земного служения Христа Спасителя. В кокошнике – результат этого служения – сидение во славе рядом с Отцом Небесным в виде «Отечества». Сюжеты кокошников обеих створок связаны между собой «Символом веры»: «. . . Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате . . . И возшедшего на небеса и седяща одесную Отца . . .». Третья створка посвящена событиям после воскресения Христа. Соответственно, посмертный цикл чудес завершается в кокошнике торжеством орудия спасения – Креста Христова в сюжете «Воздвижение креста». Последняя створка, как и первая, – Богородичная. Здесь Богоматерь прославляется как «заступница усердная рода христианского» в поклонении ее чудотворным иконам. Матричная форма для литья, пущенная в обиход на тиражирование, явилась, по сути, первоисточником, родоначальником целого класса новых изделий мелкого художественного литья праздничной иконографии. Составленная из «отдельных иконок», разборная кассета представляла собой подвижный набор из двадцати унифицированных по размеру клейм-рельефов, которые можно было комбинировать по-разному. Большой складень отливался по створкам. На каждую плакетку монтировался каркас на четыре иконки с кокошником. Таким образом, заполнялся полный комплект рельефов. Поэтому иногда такую большую «укомплектованную» икону-складень так и называли – «полница». На одном из негативов показан процесс сборки – «отдельная иконка» (в данном случае «Поклонение Тихвинской иконе Богоматери») – вынута из рамки. Обрамляя клейма по одиночке, мастер отливал образки. Из трех одиночных рамочек, вытянутых в цепочку, получались малые тройные складни с разнообразной комбинацией праздников. Без фигурных клейм и рельефов поклонения иконам Богоматери собирали большой каркас на двенадцать праздников – большие тройные складни. Створки складня шли как отдельные иконы с кокошником на пять сюжетов. Все названные изделия имеются в наличии во многих музейных и частных собраниях, описаны в каталогах по мелкой пластике. Особо нужно сказать о литейной форме и «матричных» складнях, как художественных произведениях иконописного искусства, выполненных в тонком рельефе. Здесь видна рука опытного знаменщика, прекрасно владеющего приемами миниатюрного («мелочного») письма. На крошечной поверхности клейм (55 х 42 мм) он разворачивает многофигурные композиции, насыщенные подробностями. Так, в сцене «Поклонение Владимирской иконе Богоматери» (IV/2) отчетливо читаются не только силуэты храмов Московского Кремля (ил. 1), колокольни Ивана Великого, но и часы на Спасской башне, и двуглавый орел на шпиле шатра. Передана фактура поземов, горок с травами и цветами, рябь воды в водоемах, узоры на одеждах и седалищах. Фигуры персонажей моделированы выпукло, с проработкой ликов, наделенных разнообразием эмоций. В выявлении пластических форм виртуозно использованы драпировки. В сцене (ил. 3) «Преображение» (II/3) создана удивительная по ритмике композиция. Павшие ниц апостолы словно пригвождены к земле указующими на них лучами, отброшены в нижнюю (дольнюю) зону, где пространство стеснено мощной волной светоносного горнего сияния. Мантии, облегая пучком складок согбенные фигуры, усиливают ощущение вихря, мгновенно повергшего апостолов на землю. Художественные особенности памятника «Двунадесятые праздники» выделяют его в ряд уникальных произведений древнерусского искусства. Являясь замечательным образцом рельефной миниатюры, оно в то же время обнаруживает в себе тонкость иконописного мастерства. Подобные стилистические приемы, сочетающие традицию с элементами новизны, достигли расцвета в московской школе царских изографов последней четверти XVII в. В свете вышесказанного возникает вопрос о происхождении исходной формы для литья и «матричных» складней. Связь их с Поморьем не вызывает сомнения. Однако факт изготовления еще не означает, что образец для литья создан там же. Форму могли заказать на стороне или заимствовать готовую. Отмеченные выше датированные памятники укладываются в 1-ю четверть XVIII в., тогда как самые первые сведения о том, что в северных скитах «льют створчатые дванадесятые праздники», относятся лишь к 1738 г. По некоторым свидетельствам, идущим по преданию «от отец», мастера-одиночки начали работать в маленьких лесных кельях с самого начала устроения скитского жития, в кон. XVII – нач. XVIII в. Староверы тогда подвергались правительственным гонениям, что подвигало работников к тайному ремеслу. Отливали крошечные крестики и образки-тельники, миниатюрные складные иконки размером 2–3 см, которые можно было унести на себе, спрятав в карманы. Отливка же такого большого и сложного изделия, как четырехстворчатый складень, требовала налаженного производства. Логично предположить о стороннем происхождении матрицы и «матричных» складней. Все они, в отличие от тиражных экземпляров, отлиты из серебра или позолочены. На тыльной стороне содержат владельческие надписи и орнаменты, выполненные резцом поверх готовой отливки в стиле раннего московского барокко кон. XVII – нач. XVIII в. Индивидуальность каждого из этих памятников никак не вписывается в массовую продукцию, на которую было нацелено скитское производство. В пользу их «довыговского» происхождения говорят и некоторые письменные источники. Так, в завещании одного из основателей Выговского пустынножительства Петра Прокопьева имеются следующие распоряжения об остающихся после него вещей: «... ТрифонуПетровичу ... праздники дванадесятые створы, что мне дал Илия Москвитин (подчеркнуто нами. – Е.В.) ... Анастасии Даниловне створы медные золоченые мои ...». Петр Прокопьев умер 5 апреля 1719 г. К этому времени складни «медные золоченые» с московским адресом уже существовали, помимо Выга. Подводя итог всему вышеизложенному, можно высказать предположение о московском истоке поморской пластики. Где-то здесь, среди художников столичного круга конца XVII в., сочувствовавших староверам, возможно и принадлежавших к ним, – а таковых на Москве в то время было немало, – нужно искать знаменщика, модельщика, литейного мастера, причастных к созданию формы-образца и первых «матричных» складней «Двунадесятые праздники». Не исключено, что сама идея, иконографическая программа и заказ такой иконы исходил от Выговских наставников и богословов. Информационный отдел Петрозаводской и Карельской епархии по материалам сайта музея – заповедника «Кижи», 2020 год.См. также: